- Что такое историческая правда?
- Это то что неудобно нынешней власти
- Довольно часто, но далеко не всегда...
Из бесед с Осипычем
- Это то что неудобно нынешней власти
- Довольно часто, но далеко не всегда...
Из бесед с Осипычем
3 сентября 1932 года в лесной глуши недалеко от села Герасимовка Тавдинского района Уральской области РСФСР (сейчас Свердловская область) были зверски убиты два ребенка: 13-летний Павлик Морозов и его 8-летний брат Федор.
В убийстве детей были обвинены их родственники – дед Сергей Морозов и бабушка Ксения Морозова, двоюродный брат Данила Морозов (18 лет) и дяди братьев Морозовых (зятья Сергея и Ксении) Арсений Кулуканов и Арсений Силин. Четверо обвиняемых были признаны виновными в убийстве и приговорены к расстрелу, один (Арсений Силин) оправдан. Мотивом убийства, согласно обвинительному заключению и приговору суда, явилась классовая месть.
Из обвинительного заключения: «Морозов Павел, являясь пионером на протяжении текущего года, вел преданную, активную борьбу с классовым врагом, кулачеством и их подкулачниками, выступал на общественных собраниях, разоблачал кулацкие проделки и об этом неоднократно заявлял...»
Весной 1999 года члены Курганского общества «Мемориал» направили в Генеральную прокуратуру ходатайство о пересмотре решения Уральского областного суда, приговорившего родственников подростка к расстрелу.
Генеральная прокуратура, занимающаяся реабилитацией жертв политических репрессий, пришла к выводу о том, что убийство Павлика Морозова носит чисто уголовный характер, а следовательно, преступники не подлежат реабилитации по политическим основаниям. В апреле 1999 года Верховный суд России согласился с мнением Генпрокуратуры.
Есть три разных Павлика Морозова. Один - реальный подросток, который прожил короткую жизнь, полную лишений, и был убит вместе с братом. Другой - мифический, борец против кулачества в период коллективизации, созданный сталинской пропагандой. И третий, самый известный и тоже мифический - мальчик, который предал отца, ставший символом предательства.
Согласно официальной советской версии, Павлик Морозов был организатором и председателем первого пионерского отряда в селе, который помогал коммунистам в агитации за создание колхоза. Кулаки, противодействуя этому, решили сорвать хлебозаготовки. Павлик, случайно узнав о заговоре и не страшась отца (он был заодно с кулаками), разоблачил их намерения, за что вместе со своим младшим братом был зверски убит кулаками в лесу.
Советская пропаганда традиционно выставляла Павлика Морозова образцом для подражания подрастающего поколения.
Сотрудничество с властями в разоблачении «врагов народа» преподносилось как действие патриотическое и однозначно благородное.
Сталин, мастер «политического пиара», использовал смерть Павлика Морозова на полную катушку. С ее помощью официальная пропаганда утверждала приоритет партийных и классовых и интересов над семейными и родственными чувствами.
В соответствии с этой установкой формировался культ «пионера-героя», мученика новой веры, отдавшего свою жизнь ради светлого коммунистического будущего.
A.M. Горький писал: «Память о нем не должна исчезнуть, - этот маленький герой заслуживает монумента, а я уверен, что монумент будет поставлен».
В 1948 г. в Москве в детском парке им. Павлика Морозова на Пресне ему был установлен памятник (скульптор И.А. Рабинович), а бывший Нововаганьковский переулок переименован в переулок Павлика Морозова. Павлику Морозову были также установлены памятники в селе Герасимовка (1954) и в Свердловске (1957). Из них до наших дней сохранился только один (в селе Герасимовка), памятник в Москве был разрушен в августе 1991 г., а свердловский исчез при невыясненных обстоятельствах в том же году.
Имя Павлика Морозова было присвоено герасимовскому и другим колхозам, школам, пионерским дружинам и занесено первым в Книгу почета Всесоюзной пионерской организации им.В.И.Ленина (3 ноября 1955).
О Павлике Морозове слагали стихи и песни, была написана одноименная опера, а кинорежиссер Сергей Эйзенштейн снимал о нем фильм, так и не вышедший на экраны («Бежин луг»).
Оставив в стороне действительные факты биографии подростка и отодвинув погибшего вместе с ним 8-летнего брата, писатели и журналисты, начиная от безвестных бездарей и кончая признанными талантами, такими, как Исаак Бабель, Сергей Михалков, принялись на все лады воспевать «житие» Павлика.
Залегла тайга в тумане сером
От большого тракта в стороне.
Для ребят хорошим был примером
На деревне Паша-пионер.
Был с врагом в борьбе Морозов Павел,
И других бороться с ним учил.
Перед всей деревней выступая,
Своего отца разоблачил!
За селом цвели густые травы,
Колосился хлеб в полях, звеня.
За отца жестокою расправой
Угрожала Павлику родня.
И, однажды, в тихий вечер летний,
В тихий час, когда не дрогнет лист,
Из тайги с братишкой малолетним
Не вернулся Паша-коммунист.
(Песня о Павлике Морозове. Музыка - Ф. Сабо, слова - С. Михалков)
Пионерский ансамбль, 1938 г.
Через несколько десятилетий о нем стали петь совсем другие песни. «В тело его родной мамы вошел не один/ Табун бравых мужчин,/ А вышел обиженный богом дебил,/ Ее единственный сын», - пел лидер группы «Крематорий» Армен Григорян .
Когда в конце 1980-х гг. развернулась кампания по дискредитации советских символов, одной из первых мишеней был избран Павлик Морозов. Не было, наверное, ни одной «демократической» газеты, ни одного телекомментатора или журналиста, которые бы не пнули погибшего ребенка.
Реальные обстоятельства жизни и смерти Павлика Морозова никого не интересовали. То, что подросток и его малолетний брат были зверски убиты, «обличителей» не волновало. Борьба с «тоталитаризмом» велась по принципу: цель оправдывает средства. Разоблачение советских мифов сопровождалось замещением их в массовом сознании новыми мифами.
Одним из таких мифов, прочно утвердившихся в общественном сознании, стал «черный» миф о Павлике Морозове. Его имя стало символом предательства, наравне с Иудой, хотя он был всего лишь ребенком. Характерно, что параллельно предпринимались попытки оправдания генерала Власова, которого изображали борцом со «сталинским тоталитаризмом».
Превращенный в икону одними, в ритуального «мальчика для битья» - другими, Павлик Морозов стал заложником политических игр взрослых. И мастера сталинского агитпропа и их идеологические противники проявили одинаковую аморальность и цинизм: одни в создании «идола», другие в его «разоблачении».
В. Кононенко в очерке «Павлик Морозов: правда и вымыслы» (Комсомольская правда. 1990. 5 апр.) цитирует письмо его брата Алексея Морозова, который пишет: «Что за судилище устроили над моим братом? Обидно и страшно. Брата моего в журнале назвали доносчиком. Ложь это! Павел всегда боролся в открытую. Почему же его оскорбляют? Мало наша семья горя перенесла? Над кем издеваются? Двоих моих братьев убили. Третий, Роман, пришел с фронта инвалидом, умер молодым. Меня во время войны оклеветали как врага народа. Десять лет отсидел в лагере. А потом реабилитировали. А теперь клевета на Павлика. Как все это выдержать? Обрекли меня на пытку похуже, чем в лагерях. Хорошо, что мать не дожила до этих дней... Пишу, а слезы душат. Так и кажется, что Пашка опять стоит беззащитным на дороге».
Справедливости ради следует сказать, что уже в советское время история Павлика Морозова воспринималась многими неоднозначно. Слишком велики были издержки официальной пропаганды, слепившей из Павлика образцового героя-доносчика.
Обстоятельства жизни и смерти Павлика Морозова обросли множеством легенд, и исследователю приходится пробираться сквозь толщу политической предвзятости и тенденциозности. Однако некоторые факты его биографии, подтвержденные документально, можно считать достоверными.
На суде против отца Павел Морозов не выступал и доносов на него не писал. Свидетельские показания о том, что отец избивал мать и приносил в дом вещи, полученные в качестве платы за выдачу фальшивых документов, были даны им в ходе предварительного дознания.
Следует отметить, что тогдашнее законодательство не освобождало близких родственников обвиняемого от обязанности давать правдивые показания. Павлика как несовершеннолетнего допрашивали в присутствии матери и учительницы.
Отец Павлика Морозова никаким кулаком не был, а был председателем сельского совета, т.е. представителем местной власти. Уголовному преследованию Трофим Морозов подвергался не за сокрытие зерна, а за фальсификацию документов.
Никаких доносов Павлик Морозов на своего отца не писал (по крайней мере, тому нет никаких документальных доказательств), да и его свидетельские показания не имели особого значения. Он лишь подтвердил показания своей матери, данные ей против мужа.
На суде Павлик Морозов выступать с разоблачениями не мог, так как не было и самого суда. Судьбу Трофима Морозова решило заседание «тройки» при ПП ОГПУ по Уралу от 20 февраля 1932 года. Постановлением «тройки» он был признан виновным в «фабрикации подложных документов, которыми снабжал членов к/р повстанческой группы и лиц, скрывающихся от репрессирования Советской власти» и приговорен к заключению в исправительный трудовой лагерь сроком на 10 лет.
Сохранился единственный снимок Павлика – ученика второго класса в огромном картузе, на котором он запечатлен с группой одноклассников. Очевидно, этот снимок и послужил прототипом для многочисленных портретов «пионера» Павлика Морозова, на которых изображался лобастый мальчик с пионерским галстуком и все в том же картузе.
Скорее всего, Павлик Морозов никогда не был пионером и не носил пионерского галстука. Если верить литературному расследованию, проведенному писателем Юрием Дружниковым, никакой пионерской организации в Герасимовке при его жизни не существовало.
Юрий Дружников считает, что причины поступка Павлика Морозова, якобы донесшего на своего отца, следует искать в семейном конфликте.
Трофим Морозов ушел из семьи, бросив жену и четверых детей, старшим из которых был 10-летний Павлик. Одноклассник Павлика Дима Прокопенко вспоминает: «Отец из семьи ушел. Лошадь и корову надо было кормить, убирать навоз, заготавливать дрова - все это легло на старшего. Мать - плохая помощница, братья малы. Павлику было физически тяжело без отца. И когда возник шанс вернуть его страхом наказания, они с матерью попробовали это сделать».
Кто сколько-нибудь представляет себе крестьянскую жизнь в до- и послереволюционное время, поймет, что уход мужчины-кормильца из семьи ставил ее перед угрозой голодной смерти. На плечи Татьяны Семеновны и ее 10-летнего сына лег нелегкий груз. Жалобы матери, несомненно, настроили Павлика против своего отца, фактически предавшего семью.
Не знаю, у кого в этих обстоятельствах поднялась бы рука бросить камень в ребенка, к тому же мученически погибшего. Однако такие люди нашлись.
Книга «Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова», написанная писателем, профессором Калифорнийского университета Юрием Дружниковым, если верить аннотации, представляет собой «первое независимое расследование зверского убийства подростка, донесшего на отца, и процесса создания из мальчика самого известного советского героя, проведенное через пятьдесят лет после трагических и загадочных событий московским писателем, который рискнул сопоставить официальный миф с историческими документами и показаниями последних очевидцев».
Писатель-эмигрант не ограничился разоблачением сталинской пропаганды, сделавшей пионера-героя из жертвы, а постарался вылепить из него «образцового» антигероя-предателя, представив его в максимально непривлекательном свете. Видимо, он понимал, что, в противном случае, симпатии нормального человека будут на стороне ребенка, зверски убитого вместе с младшим братом. Поэтому Юрий Дружников постарался представить Павлика Морозова умственно неполноценным, моральным чудовищем, «стучавшим» на своих родных и соседей. При этом он ориентировался на традиционно негативный в общественном сознании образ доносчика, предателя. Однако никаких доказательств доносов, кроме материалов советской пропаганды, им же самим признанных лживыми, он не приводит.
В этом можно убедиться, обратившись к тексту его книги:
http://www.lib.ru/PROZA/DRUZHNIKOV/morozow.txt
Профессор Оксфордского университета Катриона Келли, автор книги "Товарищ Павлик. Взлет и падение советского мальчика-героя" (Comrade Pavlik. The Rise and Fall of a Soviet Boy Hero. – London: Granta, 2005), полемизируя с Юрием Дружниковым, пишет: «Поиски истины у ЮД исключительно искренни, и описание с первого взгляда выглядит убедительным. Однако с историографической точки зрения его анализ не бесспорен. Настораживает, например, то, что ЮД использует для своего рассказа о реальной жизни Морозовых не только те материалы, которые находятся за пределами официальной советской документалистики (прежде всего, интервью с жителями Герасимовки), но и официальные письменные источники, прямо связанные с развитием культа... То есть официальный материал, с одной стороны, считается ненадежным в качестве источника для воссоздания реалий тех лет…, а с другой стороны, когда это удобно самому ЮД, из того же материала черпаются те или иные подробности о реальной жизни».
Можно согласиться с Катрионой Келли с одной оговоркой: никакой «искренности» в писаниях Юрия Дружникова нет (если это не обычная британская вежливость).
Юрий Дружников в своей книге выдвигает версию убийства Павлика Морозова агентами ОГПУ. Их целью было в обстановке страха заставить вступить в колхоз несговорчивых жителей Герасимовки.
По версии Дружникова, инициатором убийства являлся сотрудник ОГПУ Спиридон Карташев, служивший в Тавдинском районе (где находилась Герасимовка) и участвовавший в следствии на начальных стадиях. Эта версия основана на интервью, взятом Дружниковым у Карташева (страдавшего к тому времени старческим слабоумием и эпилепсией!) и на пяти архивных документах, якобы найденных Дружниковым в разных (в книге «Доносчик 001» точно не названных!) архивах.
Катриона Келли полагает, что убийство Морозовых было, скорее всего, преступлением на бытовой почве, которое затем было раздуто властями в политических целях. «Я считаю, - пишет она, - что убийство Морозовых было, скорее всего, преступлением на бытовой почве, я излагаю эту версию весьма осторожно, так как строить гипотезы на основе явно искаженных фактов — занятие достаточно сомнительное. Такое отношение к делу Морозовых не постмодернистское жеманство, а единственный разумный способ работать с материалами, которые связаны с действительностью достаточно отдаленно и которые отличаются идеологическим догматизмом и политической предвзятостью» («Вопросы литературы» 2006, №3).
Книга Катрионы Келли вызвала резкий отзыв Ю. Дружникова, растиражированный в Интернете, обвинившего ее в плагиате и в связях с ФСБ.
Дело в том, что Катриона Келли обоснованно усомнилась в подлинности используемых Юрием Дружниковым «архивных документов» и в его трактовке личности Павлика Морозова как «маленького доносчика».
Как пишет Катриона Келли: «Цель историографии – не назидание, а поиск истины. Однако в моей книге чувствуется озабоченность правами детей и вообще человеческими правами».
Менее всего этим озабочен Юрий Дружников. Ему даже не приходит в голову, что стыдно взрослому дяде клеветать (а как еще назвать неподтвержденные фактами обвинения?) на зарезанного ребенка. Цель оправдывает средства! Карфаген должен быть разрушен!
К сожалению, негативный образ «пионера-предателя», не имеющий ничего общего с действительностью, прочно вошел в массовое сознание. В СМИ, на формах и сайтах Рунета его имя треплется всуе, используется для навешивания ярлыков на оппонентов. См., например, заметку на сайте т.н. «Молодежного демократического антифашистского движения НАШИ»: «Иуда, Павлик Морозов, Касьянов – что общего?» http://www.nashi.su/news/14906
Может быть, стоит задуматься, порядочно ли это?
http://sarmata.livejournal.com/132057.html